24.04.2024
( Из воспоминаний полковника Письменного Николая Михайловича)
В годы моей службы в Главном управлении космических средств офицерам отделов, помимо служебных обязанностей по штатной должности, при нахождении в командировках широко практиковалась выдача заданий по изучению состояния или контроля выполнения требований повседневной военной службы в подразделениях объектов космодромов, структур Командно-измерительного комплекса.
В мемуарах ветеранов Космических войск немало приведено примеров результатов выполнения таких поручений. Не избежал и я такого рода заданий при командировании на космодром Байконур, о котором столько уже написано и известно, что вряд ли чего добавишь. Но всё же.
Много интересного можно узнать от офицеров или ветеранов, которые даже временно бывали на этом историческом международном космодроме.
По ходу пьесы обычно её герои и предметы в нужный момент появляются и раскрывают или дополняют сюжет, а висящее на стене ружьё должно обязательно выстрелить. Моё многомесячное пребывание на полигонах и на космодромах в командировках в различных ипостасях, безусловно, также изобилует событиями. Не все они интересны читателю, но мне хотелось бы через описание некоторых из них показать разновидность служебной деятельности офицера ГУКОС, чтобы не сложилось впечатление о сугубо только инженерном профиле его деятельности.
Выезжая на космодром или в другое подведомственное ГУКОС учреждение, офицер уже по определению обязан быть представителем вышестоящей организации и достойно выполнять эту миссию. С передачей космодромов под юрисдикцию ГУКОС, с появлением штабных органов убывающему в командировку офицеру начальником штаба или его заместителем выдавалось предписание на изучение и подготовку рекомендаций по вопросам служебной деятельности и быта в подразделениях космодрома. Это была хорошая школа в становлении офицера как руководителя, поднимало его авторитет.
Так, отправляясь однажды на космодром в качестве полномочного члена Госкомиссии, получил задание ознакомиться с состоянием и готовностью к лётным испытаниям мишенного комплекса, который создавался с целью подтверждения заданных тактико-технических характеристик космического аппарата по разрешающей способности.
По приезде на космодром Байконур, как положено, представился заместителю начальника космодрома генералу Булулукову Владимиру Алексеевичу, с которым мы были знакомы с тех пор, когда я прибывал на космодром как офицер Центра КИК, и у нас сложились вполне близкие товарищеские отношения. Владимир Алексеевич дал необходимые указания подчинённым службам по обеспечению предстоящих мне мест посещения. Я стал выполнять выданное мне начальником штаба генералом Жуковым Николаем Николаевичем предписание в перерывах между мероприятиями, связанными с участием в работе Госкомиссии.
Далее я отправился посетить мишенный комплекс. Строительство этого комплекса изначально вызывало неоднозначную реакцию конструкторских учреждений, ведомств и ГУКОС. Уж слишком затратный получался объект при строительстве и при эксплуатации. Необходимо было в голой степи, на левом фланге космодрома, откопать, залить бетоном площадь размером около 1 кв. км, нарисовать специальной краской формы различной конфигурации и с отражательной способностью.
Идеологами этого проекта были 50-й ЦНИИКС и Центр космической разведки ГРУ ГШ в лице генералов Мещерякова И.В. и Харичева И.Е. Представители разработчиков скептически относились к созданию такого комплекса и, более того, опасались, что с его помощью военные вдруг получат инструмент объективного контроля фактического значения разрешающей способности космического аппарата фотографической и оптико-электронной разведки. До этого основные тактико-технические характеристики аппарата подтверждались опытно-расчётным путём на основании измерений при заводских испытаниях. Начальник управления генерал Кравцов Юрий Фёдорович был противником (и оказался прав!) создания мишенного комплекса, после окончания строительства считал его «памятником нашей глупости». Если бы финансирование работ на этапе ОКР проводилось напрямую Министерством обороны, вряд ли мишенный комплекс был бы построен – дорого. Закопать столько денег в песок… Между прочим, и сейчас закапывают или разворовывают миллиарды рублей без уголовного преследования.
Построили мишенный комплекс на режимном космодроме, кто должен его поддерживать в работоспособном состоянии на этапе лётно-конструкторских испытаний, охранять? Его же не приняли в эксплуатацию или на вооружение в составе космического комплекса, военным он, собственно, в штатной эксплуатации не нужен. Посыпались письма, обращения в ВПК, ЦК КПСС. Конечно, нашли, кому это сомнительное сооружение повесить, – военным, ваша идея, ваша инициатива, вам и карты в руки. Думали обойтись только охраной и уборкой территории комплекса – зимой снег убирать, летом – мыть и вениками подметать. Оказалось не всё так просто. Сильные зимние морозы, летняя жара быстро привели комплекс в плачевное состояние, дефицитная краска облупилась или изменила цвет. Главный конструктор Козлов Дмитрий Ильич с присущей ему настойчивостью требовал от ГУКОС перед запуском очередного аппарата привести в должное состояние мишенный комплекс. Всякий раз грозился пожаловаться в ЦК КПСС. Из опыта уже было ясно, что красить формы (миры) комплекса надо накануне запуска, иначе солнце, воздух и мороз сделают своё мерзопакостное дело. И вот полигонные службы праведными и неправедными путями добывают дефицитную краску цистернами, бедные солдатики вручную кистями красят в несколько слоёв огромную бетонную территорию. При этом надо соблюсти тепловой режим покраски, чтобы ветер степной пыли не надул. Короче, сплошная головная боль.
Приезжаю на мишенный комплекс, начинаю знакомиться с обстановкой. Охрана – в лице одного солдата-дневального, из средств защиты и обороны – штык-кинжал, а неподалёку работают или проживают в палатках тысячи солдат-строителей по программе «Энергия-Буран». Строительный контингент – малоизвестный по составу и слабоуправляемый по военным меркам, чем чёрт не шутит, всякое может быть. Вся группа состояла из девяти военнослужащих: один сержант родом с Украины, восемь солдат из Молдавии. В момент моего появления личный состав обедал.
Поинтересовался, чем питаются, ответили, что на первое суп гороховый, а на второе ничего, так как запасы сухих продуктов закончились накануне. Жили они в летнем кунге и армейской палатке, продукты хранили в глубокой земляной нише, которую сами откопали – температура в самом низу этого сооружения была не плюс 35-40 градусов (дело было летом), а на 5-7 градусов ниже. Непонятно, как можно было сохранить продукты при такой температуре и не отравиться? Вода привозная в бочке с одной кружкой. Нет, не смог я смириться с такими бытовыми условиями солдат. Вспомнил свою службу курсантом в артиллерийском училище, лейтенантом в артиллерийских полках – такого нигде никогда не видел и не мог даже представить, насколько равнодушно и безответственно была организована служба на мишенном комплексе.
Вновь общение с Булулуковым, вместе пошли на доклад к начальнику космодрома. Во время доклада о результатах посещения я однозначно заявил – с космодрома не уеду, пока группу солдат с комплекса немедленно не перевезут на место постоянной дислокации войсковой части либо место пребывания не оборудуют в соответствии с уставными требованиями и атрибутами быта с учётом погодных и климатических условий.
Теперь я вынужден был добиться положительного результата, ибо, не дай Бог, что случится на точке, моё руководство всех собак на меня спустит и будет правым – был, увидел и не сумел добиться устранения вопиющих нарушений. Надо отдать должное руководству космодрома: до моего отъезда группа вернулась в расположение войсковой части. Что было далее – это дело подразделений служб войск ГУКОС и космодрома, но в общих чертах о результатах проверки и принятых мерах мною было доложено по команде. Поверьте на слово, таким образом поступали офицеры ГУКОС, будучи в составе государственных комиссий, так как трудно разделить функции представителя управления в составе комиссии и при подготовке служб войск космодрома, подразделения которого принимают непосредственное участие в лётных испытаниях, к самостоятельной эксплуатации космических средств запуска. Можно задать риторический вопрос: почему начальники, командиры и политработники служб космодрома не видели и не реагировали на имеющиеся нарушения и недостатки? Ответ простой – гораздо больше и важнее стояли задачи, за невыполнение которых спрос оценивался лишением должностей или несвоевременным продвижением по службе, представлением к очередному воинскому званию или награде. Инерция привычки и привыкания тоже присутствует.
Задача же проверяющего, комиссии или надзорного органа, прежде всего, изучить проверяемый объект, обнаружить недостатки, проанализировать, сделать выводы и предложить рекомендации. Казалось бы, офицер из Центрального аппарата, что он может найти и предложить службам войсковых частей, офицеры которых каждодневно с утра до позднего вечера находятся на технических объектах и бок о бок соприкасаются с подчинёнными – сержантами и солдатами? А если они не подчинённые? Офицеры ведь тоже бывают разные. В то время большинство из них прошли хорошую обкатку в средних училищах, высших училищах и академиях, где служба во многом была сравнима со службой солдата, сержанта срочной службы. На космодромах проходили службу немалое число офицеров, призванных из запаса, да и в ГУКОС служили небольшое количество офицеров из группы «пиджаков». Да не столько и не только в этом все проблемы. Равнодушие, безразличие, уверенность, что твои попытки на исправление выявленных недостатков уходят в песок, а призывные звуки – в гудок, порой становятся нормой.
Приведу ещё один пример из серии действий офицера ГУКОС, участвующего в работе Госкомиссии на космодроме. В силу обеспечения безопасности при перемещении автомобильного транспорта по территории космодрома категорически запрещалось подсаживать пассажиров, стоящих на КПП или на дороге. Бывало, едешь один в УАЗ-е, стоят женщина или офицер, голосуют. Проехать мимо с высокоподнятой головой, а потом в мыслях себя же стыдиться? Понимаешь, не от хорошей жизни она (он) стоит на жаре или морозе и пытается скорее добраться до дому или до места работы. Может быть, ребёнок болен и нужно сводить его к врачу, неожиданно трубу в санузле прорвало, мало ли что помешало человеку не успеть на рейсовый автобус или мотовоз, которые на площадки ходят только утром – туда, вечером – обратно. Площадки от жилого города находятся в десятках километров. Добираться пешком или на велосипеде? Врагу не пожелаешь. Вот и думаешь, как следует поступить – по совести или по закону? Действуешь по совести − нарушение установленного порядка. Офицеру космодрома при нарушении грозит наказание, а мне – лишь предупреждение о недопущении впредь. Любые объяснения в расчёт не принимались, нарушил – отвечай. Ни трескучий мороз, ни снежный буран не могли быть оправданием. У меня была попытка изменить ситуацию, о чём шёл разговор даже с начальником космодрома, но он сослался на требования всесильного ведомства КГБ. Естественно, разговор остался только разговором. А что меня, собственно, заставило вмешаться и попытаться изменить принятый порядок, который я сам нарушал? Не хватало совести, мужества проехать мимо голосующего в морозный день или поздний час.
Был такой случай. Возвращаюсь поздно вечером с площадки, мороз под 30 градусов, сильный ветер, голая снежная степь, на трассе ни одной машины, ни сзади – ни впереди. Вдруг вижу, на обочине стоит «Волга» со спущенным колесом. Останавливаемся, интересуемся, чья машина, почему стоим, где генерал? Оказывается, генерал уехал на попутной машине. У «Волги» колесо пробито, запаски нет, машина обогревается за счёт работающего двигателя, иначе температура в машине через пару минут сравняется с уличной. Колесо не можем поменять, наше не подходит – я ехал на УАЗ. Предлагаю водителю перебраться в мою машину, отказывается наотрез, выполняет приказ генерала – ждать аварийной машины или подвоза запасного колеса. Как на грех, ничего нет даже на расположенной поблизости железной дороге; попутного и встречного транспорта нет; о мобильниках даже в правительственных органах тогда не мечтали. Принимаю командирское решение – солдатику сидеть в машине, двигатель не выключать, благо в бензобаке его было литров 10, ждать помощи. По приезде в город немедленно зашёл в штаб, объяснил дежурному свои полномочия, потребовал немедленно связаться с дежурным по парку и принять незамедлительные меры по «вызволению» «Волги» с солдатом. Оказалось, дежурный по автопарку отправил автомобиль на место аварии, а вот причины его неприбытия ему неизвестны; где находится автомобиль, ему тоже неизвестно. Необходимые указания дежурный по штабу дал, я попросил его лично проконтролировать их выполнение, в том числе и обеспечить водителя ужином, поскольку на часах время показывало около полуночи. Конечно, попросил проинформировать о принятых мерах того генерала (заместителя начальника космодрома), фамилию которого осознанно не называю, уверен, этот случай послужил для него уроком по отношению к простому советскому солдату.
Письменный Н.М., полковник,
Почётный член Центрального совета
Союза ветеранов Космических войск.